Угрюмо, сосредоточенно на берегу стояло десятка два мужиков-богачей, бедняки еще не воротились с поля. Суетился, размахивая посошком, вороватый, трусливый староста, шмыгал носом и отирал его рукавом розовой рубахи. Широко расставив ноги, выпятив живот, стоял кряжистый лавочник Кузьмин, глядя — по очереди — на меня и Кукушкина. Он грозно нахмурил брови, но его бесцветные
глаза слезились, и рябое лицо показалось мне жалким.
Немного погодя следователь сидел в черной половине за столом и пил чай, а сотский Лошадин стоял у двери и говорил. Это был старик за шестьдесят лет, небольшого роста, очень худой, сгорбленный, белый, на лице наивная улыбка,
глаза слезились, и всё он почмокивал, точно сосал леденец. Он был в коротком полушубке и в валенках и не выпускал из рук палки. Молодость следователя, по-видимому, вызывала в нем жалость, и потому, вероятно, он говорил ему «ты».
И им это удается: говорят, что они брызгают кровь по ветру, и оттого на людях выступают прыщи и сыпи, гноятся глаза, пухнут подшейные железы и гниет в глотках; они капнут каплю крови на землю, и подымется мошкара, которая точит все огурцы и дыни и набивается детям во рты и в глаза, и все огурцы и дыни пропадают и тлеют, и цыплята, которые их наклюются, — шелудивеют, теряют перья и зачичкаются, а у людей
глаза заслезятся и станут слепнуть…
Неточные совпадения
Самгин чихал,
слезились глаза, вокруг его становилось шумно, сидевшие вставали, но, не расходясь, стискивались в группы, ворчливо разговаривая.
Молодое лицо доктора носило явные следы усиленного пьянства — кожа на лице была красная, потная,
глаза опухли и
слезились, нос просвечивал синими жилками.
Время шло, и снова возникла скука, хотелось идти в люди, беседовать с ними. Он пробовал разговаривать с Шакиром, — татарин слушал его рассказы о Тиунове, о городе, молча вздыхал, и выцветшие, начинавшие
слезиться глаза его опускались.
Думаю — и кажется мне: вот посетили меня мысли счастливые, никому неведомые и всем нужные, а запишешь их, и глядят они на тебя с бумаги, словно курносая мордва — все на одно лицо, а
глаза у всех подслеповатые, красные от болезни и
слезятся».
Время согнуло ее пополам, черные когда-то
глаза были тусклы и
слезились. Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями.
Лицо у Архипа было серое, волоса на голове вылезли, нос куда-то исчез,
глаза с опухшими красными веками
слезились, как у старика.
— Меня, сирота, один раз чуть розгами не выпороли в волости, да. Женихом был я в то время, — мне венчаться надо, а они меня — пороть! Им это всё равно, они чужих делов не разбирают. А то губернатору жалобу подавал я — три с половиной месяца в остроге держали, — кроме побоев. Большие побои перенёс, даже кровью харкал, и
глаза вот с той поры
слезятся. Один полицейский, рыжеватый такой, небольшого роста, чем-то всё по голове меня тюкал.
Колесников, вытиравший рукою
глаза, — должно быть, от смеха
слезились они, — коротко оборвал...
Жарко пылают дрова в печи, я сижу пред нею рядом с хозяином, его толстый живот обвис и лежит на коленях, по скучному лицу мелькают розовые отблески пламени, серый
глаз — точно бляха на сбруе лошади, он неподвижен и
слезится, как у дряхлого нищего, а зеленый зрачок все время бодро играет, точно у кошки, живет особенной, подстерегающей жизнью. Странный голос, то — высокий по-женски и ласковый, то — сиплый, сердито присвистывающий, сеет спокойно-наглые слова...
На улице, в ослепляющем сиянии серебряного солнца, среди грузных, тепло одетых людей, он, в темных лохмотьях, казался еще меньше и костлявее, чем был. Его небесные
глаза, привыкшие к сумраку мастерской, обильно
слезились.
Их сопровождает серая хозяйка, голова у нее опущена, и
глаза,
слезясь, кажется, вот-вот вытекут на поднос в ее руках, обольют соленую рыбу, грибы, закуску, разбросанную на синих тарелках.
Глаза, без ресниц,
слезились, — желтоватые, проницательные и с воспаленными веками.
И тогда и позднее я, глядя на лицо Гамбетты, не замечал, что у него один
глаз был вставной, фарфоровый. Потом стал я узнавать — который. Он, разумеется, был неподвижный и, видимо, слегка
слезился.
— Restauratio est mater studiosoram [Ресторация — мать студентов (лат.).], — рассмеялся учитель. Его маленькие хохлацкие
глаза искрились и
слезились против ветра. — Автомедон, пошел! — крикнул он извозчику. — Pereat [Да погибнет (лат.).] классический обскурантизм!
Старушка истово перекрестилась, и добрые
глаза ее, переведенные на икону,
заслезились.
Он был больной человек: его сводил в комок ревматизм и безобразил катар век;
глаза его
слезились и впали, а ресницы растопырились, и беловатый круг отделял яблоко
глаза от век.